Владимир Ост. Роман - Сергей Нагаев

– Когда это ты успел его спереть?

– А когда меня еще в отделение везли. Сижу на заднем сиденье компот доедаю и чувствую – что-то твердое под задницей. Достал, смотрю – свисток. Ну я его и взял. А когда в камеру оформляли и вещи отбирали, сказал, что это мой. Менты мне потом сами же его и вернули, козлы.

– А ты, оказывается, Гришаня, убежденный ментофоб.

– Это мое дело, кто я.

Наводничий и Хлобыстин стали подначивать друг друга, дурачиться и нести всякую чушь, и Осташов мало-помалу втянулся в их веселый разговор.

Партия Владимира и Василия оказалась увлекательной, они шли на равных, но в конце концов победил Осташов.

Между тем, наступил момент, когда кому-то из друзей следовало отправляться наверх, на пост наблюдения за окнами Кукина.

– Кто первым пойдет Махрепяку выслеживать? – спросил Наводничий. – Разыграем на спичках?

– Да какая разница? Я пошел, – ответил Владимир и за себя, и за Хлобыстина, который при возникновении вопроса об очередности дежурств с тревогой покосился на остатки водки в бутылке.

– Не волнуйся, мы тебе оставим, – сказал он Осташову, – мы – не сволочи.

– Я и не сомневался, – сказал Владимир, открывая окно (не то окно, где он растил узоры, а второе, выходившее на противоположную сторону от дома, за которым следили друзья). Осташов одним махом вскочил на подоконник, собираясь выбраться на строительные леса.

– Эй, камеру-то не забудь, – сказал Василий. Он достал из кофра фотоаппарат и принес его Осташову. Владимир заметил, что в другой руке Наводничий держит довольно крупный шпингалет.

– А это зачем? – спросил Осташов.

– Это?.. Да, не знаю. Достал заодно из кофра, чтоб не забыть выгрузить: у меня там этих шпингалетов целая куча, а дома они мне не нужны, я себе уже другие купил, стильные. Может, кому из вас пригодятся? Тебе не надо?

– Нет.

– А тебе, Гриш?

– А мне – тем более.

– Ну и ладно, пусть пока здесь хранятся, – сказал Наводничий. – Это, слушай, Вованище. Ты там поосторожней с камерой.

– Да знаю я, – сказал Владимир, вставая на деревянный настил лесов. – Блин, каждый раз одно и то же. Сам же говорил, что камера – старье, а трясешься над ней, как будто она золотая.

– Старая, проверенная, очень хорошая камера, – сказал Василий. – Нет на свете камеры лучше, чем старая, проверенная, очень хорошая камера.

– Нас вас поняло, – сказал Осташов. – Давай свою старую, блин, проверенную, блин, очень хорошую камеру.

– Нет, погоди, я с тобой пойду, – Наводничий положил шпингалет на подоконник. – Раз уже хоть по чуть-чуть выпили, то лучше давай я сам установлю камеру, а ты потом будешь дежурить, – Василий, кряхтя, полез на подоконник. – Потому что… э-э…

– Вась, дорогой, – проникновенно сказал Владимир, – я понял почему. Потому что ты боишься за старую, проверенную, очень хорошую камеру. Правильно?

– Совершенно верно.

– Мне тоже с камерой повезло, – вставил в их диалог свое замечание Хлобыстин. – Нормальные пацаны подобрались, кому что из передач родня приносила, все между всеми делили.

Василий, собиравшийся уже соскочить с подоконника на деревянный настил лесов, переглянулся с Осташовым и задержался в проеме окна.

– Гришанище, ты, кстати, где сидел-то?

– В Бутырке.

– И тебе, значит, очень там понравилось?

– Да нет. Я просто хочу сказать, что мне там камера попалась…

– Знаем-знаем, – перебил его Владимир, – это мы уже где-то слышали. Вась, как ты говоришь? Старая, проверенная, очень хорошая камера, так, да?

– Ну да. Если бы ты только знал, как сильно Гришаня расстроился, когда его пинками выгоняли на свободу из старой, проверенной, очень хорошей Бутырки!

– Еще бы! – сказал Осташов. – Любой расстроится. Шутка ли – старая, проверенная, очень хорошая, ха-ха, однушка-коммуналка, набитая под самый потолок старыми, проверенными братанами.

Владимир и Василий стали хихикать.

Хлобыстин с обиженным видом направился к ним.

– Долбарики! Стужи тут напустили, – сказал он и стал закрывать окно, выталкивая таким образом Василия наружу. – Давайте, валите, устанавливайте там свою старую…

– Проверенную! – подхватил Владимир.

– Очень хорошую камеру! – уже вдвоем, хохоча, крикнули Осташов и Наводничий в сужающуюся щель между створок окна.

Наверху выяснилось, что ситуация с окном Ивана Кукина остается прежней: свет в нем горит, но оно плотно запахнуто бордовыми шторами. Сюрпризов, в общем-то, никто и не ожидал.

Василий сдул тонкий слой снега с кирпича, установленного в церковном куполе, обмахнул его перчаткой, положил фотоаппарат, нацелил на объект съемки и ушел.

Осташов сел на перевернутое вверх дном ведро, также очистив его от снега, и закурил. Но вскоре встал и начал прохаживаться по настилу, ударяя ботинок о ботинок, чтобы ноги не мерзли.

Ему хотелось спокойно подумать и попытаться разобраться, по какой причине его благородный порыв не встретил со стороны Анны такой же возвышенной реакции, но мысли его разбредались. Размышлять о Русановой было невмоготу. Потому что уже надоело. Собственно, только это слово, вместо сколько-нибудь связных мыслей, и вертелось в голове у Владимира – надоело!

Впрочем, неожиданно у него мелькнула одна определенная мысль на сей счет (и он отметил, что думает так впервые): а что бы изменилось, если бы Аньчик вдруг всем сердцем откликнулась? Ведь тогда начались бы хлопоты, связанные со свадьбой? Наряды, ресторан, кольца, родня понаедет… С ума же сойти можно!.. Вот если бы этого как-нибудь избежать… Но как? Нет! От всей этой мещанской суматохи никак не отбояришься… А потом, значит, они с Аньчиком начнут вместе жить, видимо, у него дома, с его матерью, потом родится ребенок… Осташов вспомнил, как однажды зашел к Хлобыстину домой. Вид у бедного Гришани был совершенно ошалевший – в него вцепилась дочка, которая монотонно выла: «Папа, ну давай еще иглать в Балби, ну давай иглать, давай иглать, давай иглать!»

Владимир ужаснулся. И этой перспективы он добивается с маниакальной настойчивостью! Нет уж! Кажется, он пока не вполне готов завести семью. Чуточку позже. Ну в самом деле, зачем так торопиться?! Они с Аньчиком не старичье какое-нибудь, и времени впереди навалом. Нет никакого резона суетиться. Тем более, если учесть характер Аньчика. Была б еще девушка покладистой, но она же просто неуправляемая, сатанеет с пол-оборота. А сам Владимир, хоть и очень отходчив, но тоже может вспылить. Как ни крути, наверно, лучше им пока пообтереться друг с другом, пообтесаться. Так что даже возможно, оно и к лучшему, что они пока не находят общего языка… Хотя, с другой стороны, гораздо лучше было бы, если бы они пообтирались друг с другом в мире, согласии и любви. А не так, как сейчас, черт возьми эти идиотские, бредовые отношения! Он чувствовал себя, как… Сравнение пришло на ум само собой – как будто в старой, проверенной тюремной камере. Может, испробовать Васино средство – завести себе какую-нибудь дежурную Алину? И просветлять с ней негатив?

…Осташов глянул на часы, время его получасовой смены закончилось еще десять минут назад. Он бросил последний взгляд на зашторенное окно в доме напротив и затопал по настилу к металлической лестнице.

Когда Владимир спустился к окну бильярдной, он обнаружил, что друзья стоят у подоконника и увлеченно что-то делают с оконными рамами. Василий, похоже, что-то придерживал, а Григорий орудовал отверткой.

– Вованище, погоди там чуть-чуть, сейчас заканчиваем, – громко, чтобы было слышно сквозь стекла, сказал Наводничий.

Через минуту он открыл окно, и Осташов попал наконец в тепло.

Сняв перчатки и дыша на замерзшие пальцы, он с любопытством посмотрел на раму, которую уже успел закрыть Хлобыстин. На ней, взамен старого, появился новый шпингалет. Тот самый, что принес с собой Василий.

– Ну, как? – с гордостью сказал Григорий. – Видал, как мы тут поработали, пока ты там прохлаждался?

Владимир при слове «прохлаждался» поежился.

– Да уж морозец сегодня, – сказал он. – Хорошо, что водка есть.

– Теперь, Вованище, все нормально запирается, до упора. Теперь здесь будут Сочи, – сказал Наводничий и взял в руки валявшийся на подоконнике демонтированный старый шпингалет, весь разболтанный и выгнутый. – Погляди, какая рухлядь. А вот мы пришпандорили шпингалеты – эти уж не погнутся. Они, знаешь, откуда? Из Кремля. Помнишь, я говорил, мне замкоменданта обещал фурнитуру с окон этой надстройки в Кремле, ну, веранды, где Ленин воздухом свежим дышал? Ее же недавно разломали к чертям, совсем. Вот оттуда эти шпингалеты и есть. Замкоменданта специально для меня их придержал. Крепкие. Сто лет еще послужат.

– Глянь, Вовец, – сказал Хлобыстин, который уже стоял у второго окна. – Мы и здесь их присобачили. Встали как родные, – он провел ладонью в воздухе снизу вверх вдоль щелей между рамами. – Вообще теперь не дует. Иди, глянь.